Блог
Главная » 2011 Февраль 20 » Путь художника21:35 Путь художника |
Из книги: Андрей Миронов. Живопись и литературное творчество. – Рязань: Приз, 2011. – 152 с.
Литературное творчество дает мне возможность иметь ясное представление: в вопросах искусства - о предназначении художника, в вопросах духовных – о смысле жизни человека. «Путь художника» – работа, в которой, главным образом с позиций моего христианского мироощущения, определены цели и ориентиры творческого человека, место и роль искусства в истории и связанные с ним проблемы современности. «Духовные записки» - чаще богословские… размышления о самом важном.
Путь художника
I. Вопросы
Вся история мировой живописи – это история того, как люди в разные эпохи пытались интегрировать себя в окружающий мир, найти себя в нем, боролись с этим миром и служили ему, находили в том занятии немало вопросов, многие из которых не разрешены и ныне. Например: чем должен руководствоваться художник в своем творчестве, какие цели и задачи ставить перед собой, в чем видеть предназначение и, наконец, ценность искусства?
Пожалуй, с сугубо светской точки зрения можно было бы сказать, что художник никому и ничего не должен, что он вправе сам для себя определять творческие принципы, либо не определять их вовсе, при этом, чтобы он ни создал, даже самое безыскусное и пошлое, не только имеет право на существование, но и вносит свою лепту в культурное наследие человечества. Попытки же подчинить искусство единым правилам или, чего хуже, манере нередко заводили его в тупик, становясь отправной точкой конца творческого развития, впрочем, как и стимулом глубокого переосмысления или даже революции в искусстве.
Очень противоречивая картина.
Искусство можно сравнить с деревом, ветви которого, подобно множеству школ и направлений, переплетаются и сращиваются друг с другом. Поэтому у погибшей ветви побеги могут жить, а засохшие не были столь напрасны. Один единственный цвет на всем дереве может стоить целого, и нет ничего такого, что было бы вне системы и не обязанного ей.
У этого дерева нет единой концепции роста, благодаря чему каждый человек может найти на нем то, что ему ближе и интереснее. Но разве не должны эти ветви иметь хотя бы один безусловный для всех вектор, разве не должны стремиться к лучшему и совершенному? Или наглядная чехарда упадков и побед, развешенная по выставкам и музеям всего мира, – это и есть идеальный вариант того, каким должно быть искусство во всем своем разнообразии, пускай даже в ущерб совершенству отдельных образцов? Постараюсь ответить на данный вопрос.
Во-первых, никто, никогда не сможет подчинить художественный мир единым правилам и тем более убедить его в правильности той или иной концепции. Сама идея абсолютного идеала и стремления к нему в искусстве существует далеко не для всех. Мировоззрение человека – вот что определяет на шаг вперед дела каждого.
Во-вторых, свою задачу я ограничу лишь определением ценностных характеристик. Что я имею в виду? Пускай живут и сосуществуют грации Боттичелли с геометрическими формами Лентулова, но в оценке художественной ценности конкретного произведения искусства нужно определить некоторые единые принципы. Эти принципы не следует насаждать – навредит, но они существуют объективно, насколько объективным может быть понятие категорий абсолютных, стоящих вне времени и пространства.
Пусть будет разнообразным мир, и пусть искусство будет разным, потому что художники имеют разные взгляды на то, каким оно должно быть. Они могут выбирать разные подходы к изложению тех или иных идей, выбирать различные темы для своего творчества. Художник вправе защищать или нападать, отмечать главное или второстепенное. Мир сложен… И не следует говорить, что только это правильно или так-то верно. Несовершенное, неполное, недосказанное еще не значит ошибочное. И даже на ошибку имеет право человек.
И все же важно найти истину, стоящую над множеством мнений. Воспринимать или не воспринимать её будет вопросом личным, сродни вере.
Наконец, мне и самому мало интересна тема собственно искусства в отрыве от человека, его духовных состояний и предназначения, ибо не человек ради искусства, но искусство для человека. Я хочу рассмотреть путь художника, где дело рук и души его лишь средство, а ценность – он сам.
И чтобы мои рассуждения имели пусть малый, но шанс быть верными, попытаюсь в качестве мерила взять величину неизменную…
Насколько мои критерии ценности близки к истинным, судить сложно, во всяком случае, я стремлюсь руководствоваться ими.
II. Люби Бога и делай, что хочешь
Мне представляется, что художественная ценность произведения искусства определяется тем, насколько оно способно восхищать. Непреходящей ценностью, достойной истинного восхищения, является красота. Красота внешняя – виртуозная техника, особое чувство передачи света, цвета или формы, красота внутренняя – идея, творческая мысль. Красота является богом искусства, чистотой и девственностью зримого мира. Даже мертвую природу красота наполняет жизнью, через нее обнаруживается Бог на Земле, единое, разумное и гармонизирующее начало.
Отец, Сын и Святой Дух едины в любви. Единство и согласие трех ипостасей налагает благодать на все тварное, что окружает нас, умиротворяет душу, ласкает слух и радует очи. Благодать эту мы называем красотою.
Красота человеческих созиданий может быть ложной, но, рожденная в согласии разума и сердца, станет богоподобной, если согласие это будет выражено в любви к Богу и человеку.
Это в основе. Внешняя же сторона того, что я бы назвал идеальной формулой искусства, видится в следующем. Художественное произведение совершеннее тогда, когда в нем равноценно и согласно отразится природа, человеческое слово и дух. Понимай под природой мир зримый и законы его построения, внешнюю суть предметов и явлений, под словом – самого человека, его разум, чувства, помыслы и свободную волю, под духом – вектор, стремление в познании Творца, дар сопричастности Ему.
Художник здесь уже не просто творит, но сотворчествует Господу, который присутствует, где и в чем пожелает. Искусство, проникнутое истиной, боговдохновенно. Автор может быть движим и побуждаем энергией Творца, вдохновляем непонятной ему самому идеей, чуждой разуму, подаренной, найденной, увиденной.
Так человек, будучи образом Божьим, по сообщенным миру законам не только становится родителем, но и творцом сущего. При этом равно как несовершенно дитя от несовершенного родителя, так несовершенно творение от несовершенного творца. Сотворчество Господу может быть подобно тому, как ученик, вооружившись силой знаний учителя, сотворит ему даже тогда, когда учитель отошел от дел. Будем же и в творчестве стремиться стать совершенными, как Отец Небесный.
Состояние гармонии и согласия между Богом и человеком отражает всю историю человечества. В творческой деятельности человека, а будем говорить, в искусстве весьма важную роль занимает природа. Она служит неким вещественным ориентиром, материалом и опорой, с помощью которой человек способен от вещественного воспарять к духовному. Отметим также, что, как человек по истине святой, с большим и любящим сердцем не советчик людям, если не будет иметь житейского опыта и мудрости, так и гармония всех начал, описанных мной выше, не даст высокого плода, если художник не овладеет элементарным мастерством.
Произведения, отчужденные от естества, природы, краеугольным камнем которых являются глубины человеческого сознания, а скорей бессознательного, представляют собой образы, в которых более всего преобладает человеческое, а нередко и чужое, навязанное и принятое автором извне… Абстракции, не имеющие тварного воплощения, часто несут в себе нечто богопротивное. Это сфера, бок о бок граничащая с пустым фантазерством, самомнением и бунтарством, сфера, где бездарность нередко выдается за «особое виденье», наконец, сфера, где наиболее велик соблазн перейти от поисков Бога к шатаниям. И чем дальше от природы, объективного и смиренного взгляда на мир уходит художник, тем сложнее видеть ему ориентиры, тем скорее, погрузившись в частное, может потерять из виду целое или подменить одно другим.
И в иконе мы видим явное умаление природы, но вызванное стремлением преобразить ее, возвести от образа к подобию, раскрыть мир горний таким, каким видит его Церковь. Будучи в основе своей боговдохновенной, икона занимает особое место в творчестве человека, и возможные проблемы в этой области решены канонами. При отправлении в самостоятельное «плавание» я посоветую художнику учитывать следующее.
Мир чувственный, мир духовный приоткрывается нам в мире зримом, через видимые предметы и явления. Страдания – в гримасе на лице, радость – в смехе. Природа помогает нам раскрыть незримое, насколько это возможно, как-то в притчах или аллегориях, в остальном же суть невидимых явлений останется невидимой, познаваемой только внутренним переживанием. Попытки выразить их явно, а не иносказательно, через абстракции, не являющиеся частью тварного мира, ведут скорее всего не к познанию этих вещей, а к подмене их иллюзиями. Так, возможно изобразить Христа-человека, но невозможно изобразить Духа.
Человек, занимающийся творчеством профессионально и самозабвенно, рискует перейти здесь от сотворчества Богу к искажению Его творений, а подчас и к глумлению над ними, что часто и наблюдаем мы в произведениях некоторых радикально настроенных авангардистов. Порой нельзя с уверенностью сказать, что же отображено на картине: внутренний мир человека, пусть несовершенный, но честно предъявленный, или сами шатания, без цели и ориентиров, искусство ради искусства. Если полотна самых радикальных бунтарей-авангардистов действительно отражали внутренний мир своих авторов, можно только посокрушаться о том, насколько далеко они ушли от замысла Божьего. Но, думается, чаще всего действительность здесь определяется ограниченными возможностями, которые выдаются за особое виденье.
Картинки иллюзий могут быть интересны, красивы и, соответственно, востребованы зрителем, как, впрочем, и картинки иллюзий, рисуемые дьяволом. И они бывают притягательны и реалистичны. Не все же то золото, что блестит. И хотя красота есть ризы Господни, но и дьявол надевает их, чтобы в овечьей шкуре волку войти в наши души!
В свою очередь работы, в которых автор пытается механически воспроизвести окружающий мир и только, также далеки от совершенства. То есть возникает другая крайность - крайность отрицания себя, крайность отрицания слова. Творческая основа здесь, сведенная к минимуму, лишена должного очарования. Словно молитва, нашептываемая устами, но не сердцем, или языческие мантры, суть которых в них же самих, их точном произношении и сотрясании воздуха без соучастия в том самого человека. Искушенный зритель здесь начинает чувствовать себя не менее обманутым, чем перед бесформенными образами абстракционистов.
Путь христианина к Господу не означает растворение в Нем, путь художника к совершенству не означает растрату себя. Человек и в жизни, и в творчестве должен прийти к Господу в своей человеческой целостности, способным при этом воссоединиться с Ним. Никто не станет богом здесь на земле, но бесконечное стремление быть им наполняет жизнь смыслом, а творчество делает душеполезным и искренним.
Природа не самоцель. Но полюби ее, узри в ней образ Божий и самого себя: «Мы никогда не назовем мудрецами тех, кто не может и не желает познавать Бога из творений Его» (прп. Максим Исповедник).
«…вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы" (Рим. 1, 20).
«…если кто делает что-нибудь, то должен помнить о Творце предлежащей вещи, то есть если видишь свет, не забудь о Даровавшем его тебе; если видишь небо и землю, море и все существующее, удивляйся и прославляй Создателя» (прп. Петр Дамаскин).
Природа есть книга. Нехорошо листать эту книгу и не читать, а читая не знать автора.
Формула согласия человека, обращенного к Богу, и природы не сделает искусство однообразным, потому что человек единственен и неповторим. Он личность. Способность раскрыть свой собственный космос, а понимай – Царствие небесное, которое «внутрь нас есть», есть побудительная сила третьей составляющей идеальной формулы искусства.
Эта побудительная сила служит вектором. Оттого, в чью сторону устремлен художник, к Богу или от Него, зависит и наше отношение к творчеству мастера. Любое произведение наполнено духом. У нас может быть разное отношение к форме и слову…, простим друг другу, но не погрешим против духа, если видим, что тот обращает нас к Истине!
Для чего имеем мы дар творчества? Ужели для праздного времяпрепровождения? Внутренняя сущность человека изранена. Исцеление же в сопричастности и уподоблении Творцу. Принудим свой дух творить спасительные формы!
Большая ответственность возлагается здесь на художника. Талант художника – это не умение смешивать краски, это дар воздействия на людей. Глазами художника видит мир. Доверяет ему. Художник – проповедник. Будем же стремиться не быть слепыми поводырями, ибо Бог не камешком метит избранников своих, но по трудам и вере вдохновляет.
Меж тем далеко не всегда проповедь созвучна нравственному и духовному состоянию проповедника. Может ли художник говорить о прекрасном, сам не будучи чистым?
Совершенен только Бог, проповедовать же надлежит каждому, высоким примером и всей жизнью своей (и это есть труднейшая и самая ценная проповедь), или же словом, или языком кисти и красок. В то же время нельзя поделиться чем-либо с людьми, если сам ничего не имеешь. Но даже самая малость от совершенного в человеке может быть предметом его проповеди, пусть даже это малое не есть весь человек. Это не должно других смущать и вызывать нападки. Пусть вопиет утопающий в трясине: «Не ходите сюда!» Пусть будет глас заблудшего, но прозревшего: «Вот, свет!»
«Всякое дыхание да хвалит Господа!» (Пс. 150).
Вспомним и другое: «…слово от деятельности – сокровищница надежды, а мудрость, не оправданная деятельностию, – залог стыда» (прп. Исаак Сирин, «Слова Подвижнические»). Еще: «Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется...» (Мф. 5:19). Не сказал научит.., но сотворит и научит.
При этом художнику, равно как и пастырю, не должно привязывать людей к себе. Его задача указать на свет, стремиться быть сопричастным этому свету, но не подменять его. Остережемся и спасать весь мир, будучи увлеченными успехом: «Стяжи дух мирен, и возле тебя спасутся тысячи» (прп. Серафим Саровский).
Не навреди.
Остережемся проповедовать там, где нас не слушают: «Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими» (Мф. 7:6). Остережемся метаться умом по всему миру, но сосредоточим искания в сердце своем.
Всякий человек должен если не по сознанию, то по духу своему пребывать с Господом. Незнающий, но ищущий Бога уже имеет Его в сердце своем. Имели его и древние эллины: ощущая и чувствуя Бога, несли гармонию плоти, предвосхищая гармонию духа.
Вся история искусства – это история того, как человечество искало, славило и отрицало Бога. Никогда же свято место не будет пустым. Предав дух Истины, неизменно поклонимся духу лжи. Мы не можем сотворить истину сами, ибо она существовала до нас. Все наши попытки окажутся бесплодными, а результаты лживыми. Художник только навредит себе и другу, если в своем творчестве потеряет те ориентиры, что указывает нам Церковь. Впрочем, пути Господни неисповедимы: Адам упал, но был поднятым, и в том обрел свое перерождение, разбойник – тяжко согрешил, но в тяжести этой обрел великое раскаянье. Однако не будем возводить грех в добродетели. Живописуя грех, назовем его грехом, а заблуждения – заблуждениями.
Говорят, творчество и глубокая вера несовместимы, что художник по природе своей бунтарь. Ничто не мешает ему быть другим. Христос же подает смиренным, и только признавший собственную пустоту способен наполниться.
Вот комета – летит во мраке кусок льда и, лишь приближаясь к Солнцу, принимает зримые очертания. Обдуваемый ветром, он разгорается и чем ближе к солнцу, тем ярче. Если кто думает, что светится сам по себе, рискует погаснуть. Так человек, возомнивший о себе, теряет способность видеть грехи. Так художник, возомнивший о своем таланте как о непреложном и собственном достоинстве, разучается видеть огрехи в своем творчестве. И равно как мнение о себе препятствует духовному возрастанию человека, так удовлетворенность художественным мастерством препятствует творческому росту художника.
Особенности духовного пути человека творческого не следует понимать превратно. Дорога к Богу у всех одна - дорога покаяния и смирения. Но, как известно, существует множество тропинок, способных вывести на этот путь, равно как и удалить – в зависимости от направления. И оба направления можно пройти и прожить ярко, в том числе и в творчестве, но в первом случае себе во спасение, во втором – в погибель. Тропинка художника тем и опасна, что постоянное «соседство» с прекрасным и возвышенным искушает гордыней и тем сильней, чем ближе ты к Господу, а результаты твоих усилий совершенней. Бог же есть Существо простое. Нельзя уподобиться Ему, возвысившись в себе самом. Не забудем на этом пути, что наше лишь то, что подарили другим, что мы имеем суть кредиты. Не осознающий этого и в прекрасном найдет себе погибель, ибо талант есть несомненное богатство. Трудно же богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19:23), если богатство используется недостойно. Истинный пророк осознает себя лишь инструментом. Он благодарен за милость этим инструментом быть.
Тщеславие – один из главных бичей творческого человека. Полагаю, немного нашлось бы тех, кто был бы способен искренне попросить Бога не попустить ему славы и признания, а тем паче лишить дара творчества вовсе, если данные ему таланты губительно подействуют на него.
Мы не верим в то, что Бог ведает, как быть лучше нам. Когда же верим, противимся тому, предпочитая быть обманутыми, но довольными временным. Впрочем, правильней здесь говорить не о просьбе лишить славы и признания, а о смирении. Смиренный примет все: и славу, и бесславие, - лишь бы то было из рук Божьих. И мы действительно не знаем, что будет лучшим для нас. Я понимаю, что, когда перестанет действовать наркотик одного греха, моя душа потребует другого, еще более сильного и губительного. Смогу ли я открыть двери Господу, чтобы взамен тщеславию, как в пустую нишу, не пустить свору других пороков, злее прежнего? Мы не сможем с пользой для себя избавиться от греха, если не заполним свято место благодатью. В противном случае одна страсть всего лишь заменит другую.
Разумеется, такая логика не повод не бороться со страстями.
Жизнь художника не имеет особых исключений из общего правила: «Ищите прежде Царства Божьего и Правды Его, а все остальное приложится вам» (Мф. 6:33). Будем смиренны, независтливы, будем усердно трудиться, прежде чем пожинать плоды. И вот тогда, если слава, достаток и признание не смогут навредить нам, не встанут преградой для вечного, – блага земные приложатся. А преждевременная слава как могучая крона без крепких корней. Устоит ли?
В Боге мы все найдем, без Бога – все потеряем.
«Он [Христос] сообщает свет и жизнь причастникам своим, которые, приобщившись Божественному Свету и Животу, сами делаются светом и жизнью: так капли росы, приняв на себя лучи солнца, начинают сами испускать лучи, подобные лучам солнечным» (свт. Игнатий Брянчанинов. «Аскетические опыты»). Вот, что лежит в основе духовной жизни человека. Уподобившись росе чистой, и свет отражаем чисто, и сами в тех лучах света пребываем. А через духовное возрастание имеем и все прочие плоды. Те же плоды, что взращены трудами плотскими, по гордости и самомнению своему не принесут пользы никому, даже если родятся изобильно.
По мере ведения правильной духовной жизни возвращает Господь утерянные способности и таланты, а те, что есть, усиливает многократно. Их потерял Адам, оставив долги в наследство своим детям. Трудом христианским выкупаются они, или же люди воруют их бесчестно, под стать греху прародителей своих, когда слушают наветы дьявола, силою зависти и неуемного тщеславия срывают плоды славы и достатка и не могут найти упокоения в них.
Весьма часто бывает, и это вполне естественно, когда художник, впечатленный своими успехами, явными или надуманными искушается мнением о себе. В голове словно крутится: «Гений!» И тогда возникает чувство страха за то, что отнимется дар, а потом стыда за то, что еще не отнят. Что следует ответить таким мыслям сразу, как только они появились?
Полностью наше лишь грехи наши. Все же благое, что иногда нам удается помыслить или сотворить, происходит не иначе, как в сотворчестве с Богом. Поэтому нет ничего и доброго от нас, что было бы полностью наше. Но всегда Божье.
Дивясь своему таланту, не ставь его слишком высоко. Твои картины не искусней пчелиных сот, муравейника или паутины. Все это имеют и животные. Но, чтобы нам подняться над животными, над муравьями, которые трудятся всю жизнь, надлежит к труду физическому приложить подвиг духовный. А чтобы плоды вещественные не смущали нас и не заставляли думать о заслугах, помыслим их на фоне креста и Христа, распятого на нем. Что все заслуги и дела наши перед этим подвигом?
Помыслим о себе, как бы не имеющих никаких особых таланов (если кои имеем), равно как и добродетелей, полученных от рождения, а пожалуй, и тех, что достались нам без особых духовных затрат. Кто мы и что мы, без всех тех подарков, которые имеем в земной жизни? Если и все знания мира упразднятся, кем предстанем?
Мало-мальски духовно здоровый человек никогда не воспринимает себя слишком серьезно. Все мы от крестьянина до императора и в любом возрасте – дети. И младенец, и старец.
Замечательна картина, если младенцы, лежащие в одной колыбели, смиренно слушают отца и мать. И напротив, если один из младенцев примет на себя вид профессора, то скорее именно он окажется смешон. Вот младенцы копошатся в колыбели, похваляясь друг перед другом чепчиками, которые подарили им родители: у одного синий, у другого красный, а у третьего его совсем нет. Ни один из них ничего не сделал, чтобы заслужить подарок родителей. Но и более того: кому больше дано, с того и более всего спросят… И как бы не оказаться одаренным ниже тех, кто почти ничего не получил, но принес Богу то малое, что по силам его достойно великого, то малое, но важное, что музыкантам да художникам само в руки плыло, но было отвергнуто по самомнению о себе.
Искусство не имеет самостоятельной, замкнутой в себе ценности. Все сгорит в конце времен, и сами мы странники и гости. А всякое временное жилье едва ли стоит капитального ремонта. Однако и страннику в глухом лесу, если найдет временный ночлег, разумно подложить сухих листьев под голову и песней приятной скрасить досуг…
|
|
|